- Так в чем же правда, Мерэна?
Она смотрела на такие близкие в эту ночь звезды, осознавая, с каким нетерпением сидящие на полян ожидают ее слов. Выдержав паузу, Мерэна начала излагать произносимое не раз и прежде, но так, будто откровение снизошло на нее впервые.
- Жизнь, я называю этот отрезок времени общепринятым словом, жизнь – сон. Все видимое нами – сон. Мы «живем» в несуществующем реально мире. Нет звезд, луны, цветов – это лишь иллюзия. На самом деле есть только разум и душа. Твоя, моя, его, любого живого существа. Жизнь – сон. Но однажды приходит то, что глупцы именуют смертью, и дарит нам свободу. Наступает пробуждение. Душа бессмертна – твоя, моя, сгоревшей бабочки…
- Но какая она, свобода?
- После ухода из мира снов начинается жизнь. Настоящая. Ты так молода, Лоригана, что наверняка еще не заметила - человек меняется каждую минуту, что-то в нем проявляется новое, что-то исчезает. Куда? Душа медленно, незаметно перетекает из этого мира в тот. В миг смерти нить обрывается, а человек, каким бы он ни был на протяжении жизни, полностью, без остатка оказывается там. Но запомните главное – ничто не исчезает без следа. Это – главное.
- Хорошо, Мерэна, пусть люди начинают жить только за гробом, но тогда почему мы торчим здесь? Зачем видим этот, как ты говоришь, сон?
- О, это и есть великая божественная мудрость. Душа, не скованная телом, может все, ей нет преград и запретов. Не будь сна, именуемого жизнью, возможно, людские души оказались бы слишком похожими друг на друга, одинаковыми. Ибо все обладают сходными стремлениями. Потому высшая сила, правящая мирозданьем и придумала для нас законы и ограничения. Как я ни захочу, никогда не смогу полететь над землей… Я многое не могу, многого боюсь, обстоятельства вынуждают меня поступать так, а не иначе – все это делает мою душу неповторимой, единственной. Что бы ни говорили жрецы Великих сил – Рок не определяет судьбу человека, духи не ведут его за руку, как несмышленого ребенка. Человек – свободен в выборе судьбы. Не ищите оправдания своим поступкам на небе. Ты можешь прожить жизнь, по людским меркам, как последний негодяй, в том будет только твоя воля. А когда ты приходишь в истинный, лучезарный мир, тебя ждет суд…
- И негодяй попадает в царство Тьмы?
- Нет, Улэн, конечно же, нет. Царство Света, Тьмы, как иные говорят – ад, рай, - это чересчур просто, очень по-людски придумано. Что же получается? Всю жизнь из страха перед грядущим возмездием человек был праведником, а после смерти за свои труды получил великую награду.
- Я слышала, настоящий праведник душой чист, он вовсе не из страха делает добрые дела.
- Оставь это, опять пустое. Всякое в жизни бывает – не уходи от главного. Добрые дела, добро… Поймите – добро и зло неточные понятия. Никому не дано четко определить, что есть абсолютное добро. Добром становится то, что удобно кому-то. То, что полезно большинству, становится незыблемым постулатом. То, что удобно меньшинству, величают злом. Деление на Свет и Тьму искусственно, натянуто и лицемерно. Не существует добродетели и порока, это ложные, вымышленные людьми понятия. Они не от высшей силы, непостижимый разум, правящий мирозданьем отвергает их. Суд, ожидающий нас, совсем иного рода. Разум, сила чувств, горение души – вот что оценят на этом судилище. Кары достойны бесцветные, убогие душой создания. Кары за пустую жизнь. Я знаю, наш мир не один. Есть еще сотни, тысячи миров, где все не так, где царят иные законы мирозданья, но цель их существования общая на всех – создать неповторимую душу. А там… То, что вы именуете смертью… Душа вливается в божественный разум. Тот, кто правит мирозданьем велик и всемогущ, ибо он бесконечен и многообразен. Нельзя замыкаться, ограничиваться, прерывать развитие. И потому весь опыт, все чувства и знания становятся частью создателя. Но став частью божественного разума, каждый остается и самим собой.
- Получается, какой-нибудь Ян Лед вольется в бога. Его место в когтях у духов Тьмы, если и предателям есть место на небе, тогда…
- Не нам судить Яна Леда. Не нам его оценивать, предал он кого-нибудь или нет. Я знала его. Он яркий, отчаянный человек, таким уготована достойная судьба. Худший грех – посредственность. Лоригана, ты, кажется, надеешься, что «зло» не вечно? Нет – «зло» будет существовать всегда. Назовите его духом Тьмы, демоном, дьяволом, не в этом дело. Пусть – дьявол. Но мы-то знаем – добро-зло неразделимы. Это всего лишь разные полюса одного божества. Да, Свет и Тьма неразделимы, а значит, и бог в чем-то дьявол. Не ищите, друзья мои, справедливости на небе. Это праздное занятие.
Посерело небо на востоке. Предрассветный холод рассеял теплый уют ночи. Подала голос проснувшаяся птица. Настало время идти по домам, и там, в одиночестве пытаться осмыслить услышанное. Мерэна один за другим гасила светильники. Она думала об Оноре. За время беседы только он не проронил ни слова. То ли речи показались чересчур смелыми и неожиданными, то ли он просто не понял сути учения. Мерэна была несколько разочарована, ее всегда интересовало мнение непосвященных, именно перед ними особенно пылко звучали ее речи. Но Онор молчал. Онор не оправдал ее надежды. Онор Ардегс Лери был либо слишком глуп, либо слишком умен.
Дети
Мерэна вошла в город последней. Обитые листовым железом ворота со скрежетом захлопнулись за ее спиной. Женщина шла по вечерней Элторене спокойной неторопливой походкой, совсем не так, как редкие запоздалые прохожие, спешившие поскорее добраться до дома, задвинуть все засовы и только после этого вздохнуть с облегчением. Еще бы – многие лихие люди в сумерках покидали свои убежища, и начиналась ночная, страшная жизнь Элторены, приводившая в трепет добропорядочных обывателей.
Мерэна любила солнечный свет, но в душе была человеком ночи, с ранних лет познавшим ее суровые законы. Таящие опасность темные провалы переулков не пугали, уверенная в своих силах, она не сомневалась, что легко отразит любое нападение. Местный сброд плохо владел оружием, а наглость моментально превращалась в трусость, стоило бродягам получить достойный отпор.
Мерэна миновала рыночную площадь, непривычно пустую и оттого казавшуюся огромной. Ей вслед хлопали ставни лавок припозднившихся торговцев. «Считают гроши, бедняги. Есть ли у этих людишек душа? Или у бабочки и травинки есть, а у них вместо души – сундук с медяками? Посредственность – вот страшный грех. Можно ли им открыть глаза?» Занятая размышлениями, Мерэна, тем не менее, безошибочно выбирала свой путь. Она остановилась у дома, стоящего в тупике узкой гористой улочки. Ни единого лучика света не пробивалось из-за ставень притаившегося, молчаливого дома. Сняв с пояса ключ, Мерэна открыла дверь и стала наощупь пробираться по темной лестнице в каморку под крышей. На минуту она остановилась. Мерэна обожала сына, твердо верила в его счастливую звезду. Елло, безусловно, достигнет в жизни всего, чего пожелает. А как же иначе – умный, не по годам решительный и самостоятельный, отчаянно смелый и ко всему прочему на редкость красивый – такому человеку открыт любой путь. А Ила, Ила… Мерэна нахмурилась. Ила не оправдывала возложенных на нее надежд. Кроткая, тихая, незаметная – никакая. Конечно, имея такого брата, иной она быть не могла. Елло не переносил попыток перечить ему, ставил на место всех, кого мог, а кого не мог - ненавидел люто, отчаянно и ждал часа, когда вырастет, окрепнет, сумеет отомстить. Как могла слабая маленькая девчушка противостоять ему, как могла не покориться? Мерэна все понимала, но не могла ничего изменить.
Условный стук оторвал Елло от чтения. Отложив пожелтевший пергамент, он бесшумно скользнул к двери.
- Мам!
Входя, Мерэна бегло осмотрела комнату. Никаких перемен, только рукописей, грудой лежавших на сундуке, прибавилось. Страсть Елло к чтению радовала ее – бездумный шалопай не смог бы стать продолжателем ее дела. Свернувшись калачиком, на лавке спала Ила, представившаяся на миг Мерэне большой кошкой.